Почтальон - Страница 74

Мигающие ряды лампочек... Голос давно умершей машины...

Гордон невесело усмехнулся.

«Если б возможно было заразить его твоим оптимизмом, Циклоп, — неужели ты думаешь, я не сделал бы этого? Но такого, как он, голыми руками не возьмешь! Он сделан из материала покрепче моего».

«Кто возьмет на себя ответственность?»

— Не знаю! — в отчаянии прошептал он, обращаясь к обступившей его темноте. — И знать не хочу!

От лагеря его отделяло теперь футов сорок. А что если попросту уйти в лес? Затеряйся он сейчас в чаще — и его положение можно будет считать более предпочтительным, чем год и четыре месяца тому назад, когда он, ограбленный и израненный, наткнулся в пыльном лесу на этот ржавый почтовый джип, будь он неладен!

Если он прихватил с собой сумку и форму, то только чтобы выжить. Однако уже тогда на него что-то накатило. Уже тогда он увидал первого призрака...

В Пайн-Вью было положено начало легенде — всей этой ерунде о почтальонишке Джонни Яблочное Семечко, которая вскоре совершенно отбилась от рук и сделала его ни больше ни меньше — ответственным за судьбы цивилизации! Он, между прочим, о таком и не помышлял... Но сейчас понял, что вполне может поставить на этом точку.

«Уйти, и дело с концом», — стучало у него в голове.

Гордон на ощупь пробирался в непроглядной тьме, пользуясь навыком лесного обитателя, который еще ни разу его не подводил, — безошибочным чувством направления. Он ступал уверенно, угадывая, где его поджидают особенно узловатые корни и ямы, как и подобает заправскому следопыту.

Для того чтобы перемещаться в кромешной тьме, требовалась особая сосредоточенность, достигаемая разве что в позе лотоса и ничуть не менее возвышенная; при той же степени отрешенности здесь нужна куда большая активность подсознания, чем в предзакатной медитации два дня тому назад, над ревущим потоком, вбирающим в себя струи сразу нескольких речных рукавов. Продолжая идти так, он все больше уносился мыслями ввысь, пренебрегая обычными заботами и тревогами. Ни зрение, ни слух сейчас не были ему нужны. Он подчинялся одному едва ощутимому дуновению ветра. Да еще аромату красного кедра и привкусу соли на губах — дару далекого, но такого желанного океана.

«Уйти, и дело с концом...» Он с облегчением понял, что нащупал противоядие, способное подавить мельтешение компьютерных огоньков у него в мозгу. Призракам придется попятиться. Почти не чувствуя земли под ногами, он едва не летел, повторяя снова и снова наконец-то найденную фразу. «Уйти, и дело с концом!»

Восхитительная прогулка оборвалась совершенно неожиданно: он споткнулся о предмет, которого не должно было быть здесь, в лесу.

Гордон рухнул наземь вполне бесшумно, разве что затрещали сосновые иголочки, присыпанные снегом. Сколько он ни шарил руками вокруг, ему не удавалось определить, что представляет собой остановившая его преграда. Она была мягкой и податливой; ладонь покрылась чем-то липким и теплым.

Зрачки Гордона донельзя расширились от леденящего ужаса и выхватили из темноты мертвое лицо.

Юный Кэл Льюис взирал на него с выражением застывшего изумления. Его горло было со знанием дела перерезано от уха до уха.

* * *

Гордона отбросило назад, шарахнуло спиной о ближайший ствол. На сей раз он не захватил с собой ни ножа, ни пояса с револьвером. Приходилось признать: атмосфера безопасности, царившая на горе у Джорджа Паухатана, породила в нем чувство губительной самонадеянности. Что ж, это, как видно, последняя его оплошность.

Из темноты до него доносился шум среднего рукава реки Кокилл. За ней лежала вражеская территория. Однако по эту сторону как будто нечего было опасаться!

«Холнисты не знают, что здесь есть еще я», — сообразил он. В это с трудом верилось — ведь он брел по лесу совершенно рассеянно, даже бормоча что-то себе под нос; оставалось предположить, что они просто проворонили его.

Или были поглощены другими делами.

Гордон отлично понимал тактику противника: сперва убрать посты, потом неожиданно наброситься на ничего не подозревающий спящий лагерь. Молокососы и старики у костра остались без своего Джорджа Паухатана. Не надо им было спускаться с горы Сахарная Голова...

Гордон укрылся в переплетении корней огромного дерева. Здесь его никогда не найдут, если затаиться. Когда закончится резня и холнисты начнут собирать свои трофеи, он сумеет бесследно исчезнуть в лесу.

Дэна утверждает, что есть два сорта мужчин, достойных внимания, прослойка же между ними ничего не стоит. «Чудесно, — думал он, — вот и я принадлежу к прослойке. Живой пройдоха стоит дюжины мертвых идеалистов».

Он сжался в комок, обратился в неподвижный камень.

Со стороны лагеря раздался хруст ветки. Спустя минуту чуть дальше заухала какая-то ночная птица. Звукоподражание было безупречным.

Вслушиваясь в эти звуки, Гордон словно бы видел, как сжимается вокруг лагеря безжалостное кольцо. Ставшее для него убежищем дерево осталось вне этого кольца, несущего гибель.

«Спокойно, — приказал он себе, — сиди и не рыпайся».

Он старался прогнать из головы образы крадущихся врагов, их раскрашенные лица, ухмыляющиеся в предвкушении бойни, блестящие смазкой ножи.

Не думать об этом! Гордон крепко зажмурился, решив считать удары собственного сердца и бессознательно нащупывая цепочку на груди. С момента ухода из Пайн-Вью он не снимал этого подарка Эбби.

«Так-то лучше: вспоминай Эбби!» Он попробовал представить ее — улыбающуюся, жизнерадостную, полную любви, — однако быстро отвлекся.

Прежде чем замкнуть кольцо, холнисты постараются удостовериться, что разделались со всеми постами. Если они еще не расправились со вторым дозорным — Филиппом Бокуто, то скоро наступит и его черед.